Культ святых есть во всех мировых религиях, есть он и в исламе, хотя тут он сложился не сразу, а по мере утверждения этой религии в различных районах мира, в процессе формирования мусульманского вероучения. Поклонение святым, паломничество к местам, связанным с их именами, стало нормой религиозного поведения мусульманина. В любом районе традиционного распространения ислама в нашей стране есть эти так называемые святые места. Многие давно утратили свое прежнее значение, заглохли, их редко посещают верующие, иные же и сегодня еще окружены почитанием: это одна из основных форм проявления современной религиозности. Изучение культа святых, путей его становления, отношения к нему верующих чрезвычайно интересно в теоретическом и практическом плане, оно необходимо религиоведу, этнографу, историку, археологу, психологу. Немало ценных сведений о культе святых в исламе собрали этнографической экспедиции, с 1952 года изучающей Хорезм – древний край, где зарождалась среднеазиатская цивилизация. Об этнографических находках экспедиции, в том числе и относящихся к культу святых, рассказал в своих книгах ее участник Глеб Павловия Снесарев (рекомендуем читателям его книги: «Реликты домусульманских верований и обрядов у узбеков Хорезма». М., 1973). Предлагаем несколько очерков Г.П. Снесарева, в которых он продолжает рассказ об исследованиях судеб мусульманских святых в Хорезме. Это очень разные святые места, биография многих из них начинается задолго до появления в Средней Азии мусульманской религии. Древние верования продолжили свою жизнь под покровом ислама. Но каковы бы ни были судьбы святых, у всех у них вполне земные корни, они связаны с закономерностями развития духовной жизни народов на определенных этапах их истории. Поклонение им в наши дни приобрело иной характер, чем, скажем, в прошлом веке, какие-то моменты культа святых исчезают из сознания людей, не подкрепляемые их реальной жизнью, какие-то еще сохраняются. В первом очерке рассказывается о популярном среди верующих Средней Азии культе Султан-Ваиса. Что такое Хорезм? Откройте карту Средней Азии – вы легко найдете на ней Амударью - главную водную магистраль края, стекающую с Памира. В нижнем ее течении оазис, по форме напоминающий треугольник, зажатый с двух сторон пустынями Каракумы и Кызылкумы, а третьей стороной примыкающий к Аральскому морю, - это и есть Хорезм, или Южное Приаралье. История этого края уходит в глубь тысячелетий, вплоть до нового каменного века… Тут известно множество святых всех рангов и «специальностей», однако ни один по степени популярности, силе воздействия на сознание верующих людей как в прошлом, так – приходиться признать – и в наше время не сравнится с Ваисои аль Карани, которого в Хорезме называют Султан-бобо или Султан-Ваис. Основной центр его культа –святилище Султан-бобо находится в низовьях Амударьи, в значительном отдалении от населенных пунктов, на южном склоне горного хребта, котрый и носит его имя – Султануиздаг. Здесь разместился целый комплекс культовых строений В начале 50-х годов наш этнографический отряд много раз бывал в этом святилище, и надо сказать, что жизнь вокруг усыпальницы Султан-Ваиса тогда кипела ключом. Для паломников здесь был создан даже известный «сервис»: мехмонхона – гостиница с обширным айваном (верандой), налажено было и кухонное хозяйство для приготовления жертвенных баранов, бойко щелкал на счетах бухгалтер. Надо было разобраться, почему легендарный персонаж, выходец, как нам было известно, из далекой Аравии, так хорошо прижился в низовьях Амударьи, что его культ сохранился до нашего времени. Удивление сразу же вызвало то, что в центре внимания приехавших сюда людей была не могила Султан-Ваиса, а довольно большой священный бассейн – хауз. Паломники пили из него воду, мыли ею лицо, а многие совершали полное омовение, для чего рядом шейхи соорудили павильон, который мог вместить человек 20-25 одновременно. Воду из хауза увозили с собой в бидонах, бутылках - она считается святой и должна помочь при болезнях и прочих бедах. Но при чем здесь Султан-Ваис? Нам объяснили: родниковая вода, наполняющая бассейн, вытекает из ног погребенного старца. В священном бассейне мы увидели рыб. Большие, ленивые, жирные, они, казалось обросли каким-то мохом от старости. Временами, красуясь в прозрачной воде, они медленно и важно подплывали к самому берегу. Рыбы эти тоже считаются священными. Паломники подолгу смотрели на них, кормили их - это входило в ритуал паломничества. Нам особенно охотно рассказывали о страшных наказаниях, которые постигли тех, кто покушался на священных рыб (вообще в Хорезме мы обнаружили многочисленные пережитки культа рыб). Житель Ургенча Вапа Ваисов, в то время постоянно прислуживавший на мазаре Султан-Ваиса, рассказывал: « В нашем хаузе 10 рыб… Пять-шесть лет тому назад с гор пошла дождевая вода ( имеется в виду сель. – Г.С.) и здесь стояло целое озеро; В это время рыбы из хауза ушли. Две рыбы погибли, и мы их похоронили в усыпальнице около изголовья могилы Султан-Ваиса. Я сам завернул их в дастархан (скатерть, на которой выставляются угощения. – Г. С.) и сам замазывал лаз в этот мазар». Об этом же факте нам говорил и хивинец Шарип Джуманиязов, однако его сообщение уже приближалось к легенде: мол, в священном хаузе при мазаре Султан-бобо каждый год прибавляется по рыбе, но как-то одну из них убил приезжий инженер («И тут же умер!»). Шейхи мазара завернули эту рыбу в саван, прочитали джаназу – заупокойную молитву, и в этот момент рыба вдруг превратилась в ребенка. И достоверный факт похорон рыб, и легендарная его трактовка свидетельствовали о том, что истоки культа рыб следует искать в тотемизме – в той его фазе, когда господствовало, по точному замечанию С.П. Толстова, представление о животном-тотеме как о брате, то есть члене коллектива. С хаузом священного мазара связан и ритуал, совершаемый паломницами, в основном бездетными. Они идут от бассейна босиком по камням и колючкам вдоль сухого русла – сая, по которому только весной стекает из хауза избыток воды. По дороге они повязывают на кусты или скальные выступы обетные тряпочки. Берега сая испещрены промоинами и щелями между скалами, паломницы их не обходят, а протискиваются через них. В конце пути они строят из нескольких камней «арвох уйи» – домики предков, миниатюрные имитации жилых сооружений, символический знак магической связи со святилищем. Считается, что этот ритуал помогает избавиться от бесплодия и других женских заболеваний. В культовый комплекс Султан-Ваиса входит мазар Чинар-бобо. Паломники идут к нему раньше, чем к главной усыпальнице. Это связано с поверьем, согласно которому Чинар-бобо был не то устазом (духовным наставником) Султан-Ваиса, не то его муэдзином в мечети, не то цирюльником, - но как бы то ни было, святой так ценил его, что повелел: «Он должен быть сверху». Нам так объяснили, почему мазар Чинар-бобо расположен выше усыпальницы и почему паломникам надо идти сначала к нему. Фигура Чинар-бобо представляется весьма примечательной. Святой этот, в сущности, не имеет имени, ибо чинар означает дерево, платан. Это всего лишь прозвище. Наконец, он абсолютно лишен каких бы то ни было биографических данных – и реальных и легендарных. Практика свидетельствует: за такими безымянными святыми непременно скрывается какой-нибудь объект языческого почитания. В данном случае – дерево. Культ деревьев еще в глубокой древности существовал в Хорезме. Особой сакральной силой – злой или доброй – наделялись шелковица, джида, боярышник, гуджум, фруктовые деревья. С распространением ислама этот культ потерял самостоятельность: священные деревья стали почитаться лишь в связи с каким-либо мусульманским святым и его мазаром. Чинар – платан издавна почитался на Востоке и в Средиземноморье, поэтому можно высказать предположение, что хорезмский Чинар-бобо – не что иное, как антропоморфизация древнего растительного объекта поклонения. Иными словами, мазар Чинар-бобо это один из объектов пережиточного домусульманского комплекса верований урочища Султан-Ваиса. Поклонившись Чинар-бобо, паломники идут к месту, где, согласно популярнейшей в Хорезме легенде, святая Амбар-она доила спустившуюся к ней с гор дикую козу. Эта святая считается покровительницей женщин. Она явно заместила в хорезмийских верованиях доисламскую богиню воды, плодородия, деторождения Дизану, которой в древности поклонялись в Средней Азии. А на пути к месту, связанному с этой святой и ее дикой козой, паломников ожидает любопытная встреча – с шейхом, возле которого стоят весы. На одной их чаше лежит камень. «Что это?» – спрашивает по ритуалу пришедший. «Это твои грехи», - отвечает ему шейх, и паломник кладет на другую чашу камень, чтобы его «добрые дела» перевесили грехи. Шейху же за то, что позволил это сделать, вручают подарок. «Ну и находчивость! – подумали мы. – Устроить возле мазара модель страшного суда и загробного воздаяния!» Прежде чем посетить еще один, быть может, самый интересный сакральный объект в урочище Султан-бобо, обратимся к нашему главному персонажу – самому Ваису аль Карани. Легенды о нем, услышанные нами в Хорезме, содержат лишь два-три сюжета из биографии святого. Полная путаница царит в датах его жизни – как в слышанных нами устных легендах, так и в письменных источниках. Служитель святилища Султан-бобо Вапа Ваисов говорил нам (в 1956 г.), что святой умер 1345 лет назад. Выходит еще при жизни мусульманского пророка Мухаммеда и даже до того, как посланник Аллаха выступил со своими проповедями. Ссылаясь на рукописное живописание святого, Вапа Ваисов рассказывал, что Ваис аль Карани принимал участие в битвах имама Али за халифский престол, а это происходило, как известно, в 651-656 годах. Из всего услышанного в Хорезме о Ваисе аль Карани самы выразительным был, пожалуй, рассказ Саида-ака, 73-летнего плотника из Ханка, в ответ на наш вопрос, что знает он о Султан-Ваисе: - Султан-Ваис всегда ходил босой, голый, чуть прикрытый паласом. Ходил с криками: «Ху! Ху!» (по арабски – «он», одно из имен Аллаха. – Г.С.). Изо рта его только молитвы исходили. Каждый вздох Султан-Ваиса доносился до Мекки, ангелы его окружали. Пришли к нему сподвижники пророка – Абубекр, Омар, Осман и Али, принесли одежду, посланную Султан-Ваису пророком Мухамедом, - хырку (плащ) и кулях (колпак). Надел все это на себя Султан-Ваис и предстал перед богом, схватил камень и разбил себе голову, заливаясь слезами. Собрались все птицы и плакали над его разбитой головой. Султан-Ваис потребовал у бога всех грешников в свое распоряжение, дабы наставить их на истинный путь, Но бог возмутился тем, что он разбил себе голову. «Твои слезы превратились в Дарью (реку)» – сказал бог Ваису. «Я прошу у тебя грешных людей», - настаивал Султан-Ваис. Бог уступил ему только одну треть грешников. А Султан-Ваис все настаивал на своем и снова бил себя камнем по голове… Потом он стал молиться о судьбе оставшихся грешников, и они были тоже отданы ему. Этот рассказ передает один из основных сюжетов хорезмских легенд о святом – его смелую «торговлю» с богом за души грешников. Разнобой в датировке и в имени Ваиса, многие неувязки в местных данных о нем – все говорит о том, что его образ чужд среднеазиатской действительности. Очевидно, тем, кто с самого начала распоряжался судьбами этого святого в условиях Средней Азии, в частности Хорезма, пришлось немало потрудиться, чтобы сделать его «местным». Жизнеописания Ваиса аль Карани сообщают, что он был пастухом из Йемена. И те, кто рассказывал нам о нем, тоже говорили, что Султан-Ваис родился в Йемене, но жил он будто бы в Хорезме, не порывая впрочем связи с родиной. «Шагнет Султан-Ваис шаг – и оказывается в Йемене», - рассказывали нам о чудесных способностях святого. То же стремление приблизить хорезмского святого к Аравии, Ираку, - то есть к тем краям, где зародился и формировался ислам, - проскальзывает и в легендах, повествующих о позднейшей его судьбе: «Когда хазрет Али вел войну, Султан-Ваис пошел к нему на помощь. Врагов было множество, но Султан-Ваис взял в полу халата 96 камней. Бросил один камень – многих врагов уничтожил, все камни бросил – врагов не осталось». Легенды говорят, что Султан-Ваис и погиб в битве как шахид (мученик, так называли воинов ислама). Но если он погиб далеко от Хорезма, то местным создателям его культа необходимо было объяснить, каким же образом оказалась в Хорезме его могила. Выручил весьма удобный, стандартный миф, нередко применявшийся в тех случаях, когда какого-либо святого, точнее его бренный прах, «рвали» в разные стороны и во многих местах мусульманского Востока оказывалось несколько его усыпальниц, причем все одинаково «процветали», то есть были окружены поклонением. Вот какой вариант этого мифа в применении к Султан-Ваису хорезмскому мы услышали от старика, жившего тогда при святилище Султан-бобо: «После смерти Султан-Ваиса семь падишахов спорили между собой о том, кому выпадет честь увезти его тело в свою страну. Хазрет Али повелел изготовить семь табутов (гробов) и у каждого поставить часовых. «В чьем табуте окажется вечером тело Ваиса, тот и увезет его к себе на родину», - сказал Али. Вечером оказалось, что тело Ваиса лежало во всех семи табутах, и падишахи развезли их в свои владения. Но настоящее тело Султан-Ваиса привезено только сюда, в эти места, хорезмским падишахом; в остальных табутах были только копии…» Теперь следует сообщить еще об одной достопримечательности урочища Султан-бобо. В это священное место нас вместе с паломниками проводили шейхи мазара, предварительно напомнив об одном интересном сюжете легендарной биографии святого: когда Султан-Ваис узнал, что в битве при горе Оход у Мухаммеда был выбит камнем зуб, он пожелал тоже лишиться зуба, но не знал, без какого именно зуба остался пророк, и поэтому выбил себе все 32. Шейхи говорили, что это произошло именно в том месте, куда они нас ведут. Каково же было наше удивление, когда в значительном отдалении от самой усыпальницы, в пустынной местности перед нами предстала сложенная на скальном выступе огромная груда камней, больших и малых, увенчанная шестами, на которых трепетали обетные тряпочки. При чем же тут зубы святого? Это было типичное «обо» – одно из множества примитивных древних святилищ, которые разбросаны на огромных территориях Средней Азии, Казахстана, Монголии, Бурятии и в других районах Азии. «Обычай почитания обо был широко распространен у многих народов в древности… Самый ранний пласт в культе обо – это культ хозяина местности, ландшафтного божества, как правило обитавшего в самой характерной точке окружающей местности… В честь таких хозяев воздвигались самые древние и примитивные святилища – каменные насыпи, считавшиеся обиталищем этих духов», - пишет Н.Л. Жуковская в разделе своей монографии, посвященном культу обо. Позднее, с распространением в Азии развитых религий – ламаизма, ислама, эти хозяева местности получали новое имя, создавались легенды, объясняющие причины их почитания. Не произошел ли некогда аналогичный процесс трансформации и с хорезмским «обо священного зуба» ( назовем его так условно), когда образ Ваиса аль Карани, занесенный в эти места с исламом, заменил здесь «хозяина местности», а связанная со святым весьма колоритная легенда вытеснила анимистические представления об этом нагромождении камней? Однако судьбы «обо священного зуба», столь почитаемого паломниками ( в чем мы в то время воочию убедились), служат для нас лишь исходным, отправным пунктом дальнейших доказательств того, что все урочище, где находится усыпальница Султан-Ваиса со всем комплексом почитаемых мусульманами объектов, было некогда крупным, если не центральным, святилищем доисламского Хорезма. Культ Султан-Ваиса, как и многих среднеазиатских святых связан со стихией воды. Напомним, что паломники Султан-бобо убеждены: родник, наполняющий священный хауз, вытекает из ног погребенного святого. Знаменитый ученый средневекового Востока Абурейхан Бируни ( X-XI вв.), сам уроженец Хорезма, рассказывал о древнем празднике хорезмийцев Вахш-Ангам в честь ангела, поставленного наблюдать за водами, в частности за рекой Джейхуном. Джейхун – арабское и, следовательно, довольно позднее название реки Амударьи. Вахш – один из ее притоков. Тут очевидна семантическая близость имени “ангела, поставленного наблюдать за водами” и имени мусульманского святого: Вахш – Ваис. Несомненна прямая связь интересующего нас святилища с культом воды. Не случайно, по нашему мнению, и близость мазара к Амударье, священной для верующих. Бассей со святой водой и священными рыбами, которых хоронят по всем правилам человеческих погребальных обрядов; шествия паломников к нагромождению камней - «обо священного зуба»; святое место, куда спускалась с гор мифическая дикая коза к поджидавшей ее святой; жертвоприношения домашних животных; магическое оформление лентами и тряпицами деревьев и кустов и столь же магический характер земляных ям и промоин в берегах сая; смутные представления о некоем Чинар-бобо, безымянном, не имеющем за собой никаких легенд, кроме объекта растительного культа; даже многовековой некрополь общехорезмского значения – все это убеждает в том, что здесь, в сравнительной близости к столичному центру античного и раннесреднеазиатского Хорезма и в необычной для этого края географической обстановке (горный хребет), процветало до прихода ислама крупное языческое святилище с полным набором обрядов магико-умилостивительного характера. Значение его в домусульманской жизни населения края, несомненно, было велико. Поэтому с первых же шагов исламизации Хорезма потребовалось либо уничтожить его (что сделать так и не удалось), либо дать ему вполне «приличного», с точки зрения ислама, «хозяина». Эту важную роль и выполнил Ваис аль Карани, ставший для хорезмийцев Султан-Ваисом. Процесс создания центра нового, уже мусульманского культа в предгорьях Султануиздага вполне можно сравнить с возникновением знаменитого мазара Шах-и- Зинда в Самарканде, доисламская основа которого установлена исследователями. Интересно, что и время появления этих двух мазаров, по всей видимости, почти совпадает: десятые годы VIII века, начало активной исламизации после окончательного завоевания арабами Самарканда и Хорезма. Совпадает и имя главного исполнителя этих акций – Кутейба ибн Муслим, омейядский наместник, воздвигнувший в Самарканде первую мечеть, а в Хорезме расправившийся с зороастрийской религией и ее носителями (об этом свидетельствует Абурейхан Бируни). Да и святые, избранные в качестве «заменителей» прежних объектов поклонения, тоже в некотором отношении сходны: и Кусам ибн Аббас, которому посвящен мазар в Самарканде, двоюродный брат пророка, живший в последние свои годы в Мерве, и фанатик ислама Ваис аль Карани – оба они современники Мухаммеда, оба были хорошо известны в кругах мухаджиров и ансаров – сподвижников основателя новой религии. Но есть и различия: Кусам – личность исторически абсолютно достоверная; Ваис в этом отношении более сомнителен. Но так или иначе, он персонаж легенды, рожденной на заре ислама в самой Аравии. И оба они принадлежат к той категории святых, которыми, наряду с Кораном, намазом и религиозным налогом, на первых же этапах исламизации снабжали новообращенных арабские миссионеры. Появление на просторах Средней Азии столь колоритной фигуры, как Ваис аль Карани, еще раз подтверждает мысль о том, что первыми святыми, которых внедряли в Средней Азии мусульманские миссионеры, были коранические пророки и сподвижники Мухаммеда, прославившиеся в священной войне против «неверных» – джихаде и в создании мусульманской догматики. И если Ваис аль Карани – легендарная личность, то, надо полагать, легенда о нем родилась очень рано, а сам святой, по мере ее распространения, приобрел весьма важные для местных условий качества. В Средней Азии верблюдоводство существовало с глубокой древности. И на родине ислама – в Аравии во времена возникновения этой религии без верблюда жизнь была немыслима. Таким образом, формы хозяйствования скотоводов Средней Азии не были чем-то неожиданным для появившегося здесь жителя аравийских пустынь. Но обычаи, обряды, божества и духи среднеазиатских кочевников были чужды аравитянину, к тому времени уже ставшему на путь ислама. Их требовалось либо искоренить, либо приспособить к мусульманству. Вот тут-то и пригодилась раннемусульманская легенда о Ваисе аль Каруни. Этот йеменский пастух, фанатичный поборник ислама, был исключительно подходящим кандидатом на роль святого – покровителя верблюдов Средней Азии со всеми вытекающими обрядовыми последствиями. Поверье о том, что Ваис аль Карани – покровитель верблюдов и верблюдоводов, и сегодня живет в памяти стариков в Средней Азии и Казахстане (в Туркмении его называют вейис-баба, в Казахстане он известен под весьма искаженным именем Ойсыл-Кара). Есть основание предполагать, что именно Хорезм сделался своего рода эпицентром распространения среди кочевников культа этого святого. Географическое положение Хорезма – оазиса, стиснутого со всех сторон пустынями и полупустынями, способствовало этому. Не следует забывать, что тесная связь оседлости с кочевьем – вообще одна из исторических реальностей Средней Азии. К тому же мы знаем, что Хорезм многие столетия был одним из активных форпостов исламизации Средней Азии. Поэтому нетрудно предположить, что «воцарившийся» здесь уже в VIII столетии святой стал одним из важнейших пиров – покровителей кочевой скотоводческой периферии. Однако Хорезмский Султан-Ваис – не только покровитель верблюдов, он – личность универсальная. К его усыпальнице шли за помощью больные, особенно бездетные женщины, сюда привозили больных с расстроенной психикой, мазару посвящали единственных детей, имя святого давали новорожденным… Но главная причина того, почему так процветало это святилище в предгорьях Султануиздага, все же крылась в его прежней славе доисламского капища. Такие традиции живут в памяти народа весьма долго. Это, кстати, подтверждается тем, что здесь во все века ислама сохранялись пережитки древнейшего магического и умилостивительного ритуала со всеми сакральными компонентами, со всеми осколками первобытных верований, среди которых вода и рыбы, причудливые скалы и даже земля прославленного святого места. Мусульманский святой, если можно так выразиться, был «пристегнут» к древнейшему обрядовому комплексу. В Средней Азии существовал особый мистический суфийский орден увайсийа, его основатели использовали имя Султан-Ваиса, сделав его своим авторитетом. Однако причислить его к категории суфийских святых, с именем которых связано множество возникавших в первые века ислама дервишеских орденов, мы не можем. Основные черты, которыми легенды наделили Султан-Ваиса, далеки от суфийских идеалов. Ваис – одиночка, у него нет шейха – руководителя, нет и мюридов – учеников. Он не совершает караматов – чудес, столь свойственных шейхам мистических организаций. В легендах о Ваисе нет никаких сведений о сложном «пути» (шариат – тарикат – хакикат), который проходит суфий, чтобы познать божество и достичь слияния с его субстанцией. Напротив, Ваис легко вступает в контакт с божеством, говорит с ним запанибрата и в весьма резкой форме требует себе души грешников, то есть претендует на то, что является прерогативой одного лишь Аллаха. Этого не может позволить себе даже в мыслях ни один суфий. Но какие же слои аравийского общества времен возникновения ислама нашли отражение в несомненно очень древней легенде о Ваисе аль Карани и ему подобных святых мусульманской агиологии? Кто стал прототипом полуюродивого фанатика, который, как образно рисует его легенда, «всегда ходил босой, чуть прикрытый паласом, с криками «ху! ху!»; изо рта его только молитвы исходили»? Логика ведет нас к тому интереснейшему явлению, которое часто, но довольно скупо упоминается исламоведами при выяснении генезиса суфизма, - к мусульманскому аскетизму ранних этапов истории ислама. Известно, что еже вскоре после хиджры в Медине пророка новой религии Мухаммеда окружали такого рода подвижники, обрекшие себя на служение богу и отказ от материальных благ. Это был самый начальный этап в истории мусульманского мистицизма. «…Первые мистики были аскетами, - пишет французский востоковед А. Массэ. – В проявлениях аскетизма, наблюдавшихся в начальном исламе, чувствуется несомненное влияние христианства: один привязывал себя к столбу, другой совершал пешком паломничество или давал зарок молчать во все время пути». О них рассказывает и хорезмская агиология: это, например, Диван-и-Бурх, который 40 лет простоял на одной ноге; это и Султан-Ваис, выбивший в честь пророка все свои зубы; и Рустам-бобо, 40 лет продержавший во рту ягоду священной джиды, дабы передать ее своему преемнику, и многие прочие… Известный востоковед В.В. Бартольд, говоря о мусульманском мистицизме, отмечал, что Коран не требует и не поощряет отречения от мира, и в то же время обращал внимание на ту реакцию, которую грозная эсхатология учения ислама вызывала у его последователей. Этот их постоянный страх перед загробным воздаянием за дела земные приводит к убеждению, что аскетизм в той начальной форме, которая нас интересует в данном случае, возникал как следствие этой реакции и получал дальнейшее развитие параллельно с рождением и укреплением ортодоксальной догматики ислама и что он не является всего лишь продуктом влияния других религий. Образ йеменского фанатика Ваиса аль Карани со всеми его специфическими чертами полностью вписывается в среду тех подвижников и аскетов, которые сопутствовали Мухаммеду и его ближайшему окружению в завоевании прочных позиций проповедуемой ими третьей мировой религии. И все же, повторяем, несмотря на усилия исламизаторов, на их противодействие прежним культам, несмотря на популярность Султан-Ваиса в Хорезме, слава его святилища держалась на пережитках древнейших ритуалов. Они отнюдь не исчезли в массовом сознании с приходом ислама, более того, дожили даже до наших дней. И это вполне объяснимо: в них отразились те свойства человеческой психики, из-за которых религиозные пережитки сохраняются и в нашей действительности. Сейчас, почти через 30 лет после того, как наш этнографический отряд изучал объекты паломничества в Средней Азии, уже нет такого оживления вокруг усыпальницы Султан-бобо. Однако и нет оснований считать, что это святое место заглохло вовсе. Оно еще и сегодня привлекает паломников. А это означает, что случаются в их жизни обстоятельства, требующие определенной компенсации. В поисках ее верующие идут к святому месту и в наши дни. Именно безысходность каких-то ситуаций заставляет иных надеяться на умилостивительную магию, на то, что выполнение ее ритуалов привлечет им в помощь сверхъестественные силы. Бывает, что к святилищу ведет традиция, сохранившаяся в семье, где веками совершали паломничество к Султан-Ваису. Перестройка сознания происходит медленно и порой не поспевает за социальными преобразованиями, совершающимися в районах традиционного распространения ислама. Но несомненно, что именно дальнейший ход этих преобразований в комплексе с атеистическим воспитанием населения, распространением просвещения в массах решают судьбу святых мест, доставшихся нам в наследство от прошлого.